Михаил Трегер: «Бардовская песня стала другой»

18 июля 2014 г.

Сразу после работы своей мастерской, одной из самых популярных на берегах Быстрицы, и перед торжественным открытием Всероссийского фестиваля авторской песни «Гринландия» Михаил Трегер, известный российский бард, член жюри фестиваля,  рассказал о смысле жизни, бардовской песне и верности истокам

 

— Творческие люди по природе своей индивидуалисты, они зациклены на себе, на своем творчестве. Где вы, человек талантливый, с огромным творческим опытом, находите силы общаться с таким количеством начинающих авторов. Общаться с неимоверным тактом и вниманием?

— Вы произнесли главное слово – «опыт».И потомя действительно очень глубоко уважаю людей пишущих. Если человек пишет, это значит, что он уже пытается каким-то образом реализовать то, что было в него заложено Всевышним. Ведь на самом деле смысл жизни очень прост: через творчество – постижение. Постоянное постижение Поэтому я и не люблю слово «мастер-класс». Мне больше нравится «мастерская», точнее — «посиделки». Мы разговариваем, мы вместе постигаем.  Может я получаю даже больше, чем даю. Это взаимный процесс. Этот тот самый диалог, который вообще присущ нашей песне. На моей мастерской он присутствует в полной мере. Потому что я никогда ни на чем не настаиваю. А такт… он очень важен, особенно с начинающими исполнителями. Их очень легко спугнуть. Очень тонкий механизм. Можно погубить автора.

— Во время работ вашей мастерской становится понятно, как много для вас значит искренность. Искренность слова, строки. Ее можно найти? Или это просто дано или не дано?

— Иногда бывает поиск, конечно. Но мне ближе, когда это приходит, когда, что называется, открывается канал, и ты просто записываешь то, что диктует кто-то другой. Сверху. А вообще такие моменты искренности обнаружить очень легко. Ведь искренность – это удивление. Ты удивляешься тому, что сам вдруг написал. Удивляешься тому, что написал кто-то другой.

— Возвращаясь к работе с начинающими авторами, вы сказали, что автора можно погубить… А случалось ли вам открывать? Новых авторов? Новые имена?

— Оговорюсь: для себя. Для себя — да, конечно. Открывал. Впрочем, как выяснилось, — не только для себя. А имена их не буду перечислять, чтобы не обидеть других. Я горжусь тем, что люди считают меня своим учителем. Но и в этом случае я не считаю, что это «я открыл» — автора открывает ряд случайностей. Мне кажется, если Бог вложил в тебя что-то, он постарается, чтоб это произошло. Но для этого нужно быть очень внимательным к себе. К окружающим. Понимать, что (это сейчас не моя фраза, она мне просто очень нравится) талант – это ключ от двери, за которой сидят мастера.

— А как вы думаете, такие фестивали, как «Гринландия», могут стать одной из тех случайностей, благодаря которым «открываются авторы»?

— Разумеется. «Гринландия» — полиформатный фестиваль, где ценят и стихи, и рок. Здесь все можно услышать. Здесь всему рады и всему благодарны.

— Многим поклонникам «Гринландии» будет приятно слышать такую высокую оценку от вас, лауреата и участника многих серьезных фестивалей…

— Ну, лауреатом я был совсем в другие времена… Все-таки будем откровенны: вес лауреатства Грушинского фестиваля в 70-х был несколько другим, чем сейчас. Но не будем вдаваться в эти дебри. Одним словом, как лауреату мне трудно сравнивать. А как член жюри могу сказать, что «Гринландия» — благодатное место, чтобы людей посмотреть и себя показать. Здесь есть все шансы быть услышанным.

— То есть на ваш взгляд лауреатство на «Гринландии» имеет определенный вес?

— Разумеется. «Гринландия» — это трамплин. И это очень важно. Человеку нужно быть услышанным. Без этого никак не возможно. Когда я вел мастерские в питерском клубе «Радуга», туда приходили люди от восьми до семидесяти лет. И кто-то из юных ребят стал доказывать, что пишеь исключительно для себя. Тогда эксперимент, ребятки! Космический корабль. На борту — вся мировая литература. Вся мировая музыка. Любые инструменты музыкальные. Самоучители. И вся жизнь впереди. Только при условии, что вы летите на этом корабле в одиночку и корабль никогда вернется на Землю, так что все, что вы ни напишете, никто никогда не прочитает. А теперь честно, только абсолютно честно, загляните внутрь себя: вы будете писать при таких условиях? Задумались. Никто мне не ответил.

— Вес побед на фестивалях авторской песни изменился. А изменилась ли сама бардовская песня? И если да, то как именно?

­- Дело в том, что профессионализм авторской песни сыграл с ней злую шутку.  Я принадлежу к поколению семидесятников. Это времена, когда авторская песня из самодеятельности стала отдельным жанром. Искусством. На профессиональный уровень вышло и владение гитарой, словом. А дальше этот процесс стал расширяться,  но не углубляться. Мы, конечно, пытались сохранить то, что нам досталось от предшественников — вот эту диалоговость, и даже не искренность – сокровенность. Но…. профессиональная сторона стала превалировать. Когда гитара стала заглушать слово. Авторская песня стала другой. Не лучше и не хуже. Просто другой. И это тенденция. Тут ничего не попишешь.

— Но эта тенденция не мешает вам заниматься бардовской песней? Той, прежней? Можно сказать, что вы храните верность тому изначальному смыслу?

— А что, может быть по-другому?

— Некоторые подстраиваются под новые времена.

— Подстраиваться нельзя. Это будет достаточно постыдное зрелище. Истокам надо быть верным.